У «Времени» в плену. Главной информационной программе страны 65 лет

Можно по-разному относиться к программе «Время», но уже 65 лет она остаётся самой главной информационной передачей нашего ТВ. Именно там транслируют официальную позицию нашего государства и самые главные события в мире. 

«Было модно читать по бумажке»

Все начиналось с небольшого отдела информации, который занимался выпусками в течение дня так называемых ПИ – последних известий. Потом была «Эстафета новостей», которую вёл Юрий Фокин. А в январе 1968 года он и будущий главный редактор Центрального телевидения, а тогда диктор Юрий Летунов придумали программу «Время», которая стала выходить в 21:00, когда по другим телеканалам заканчивались передачи. 

– Язык ТАСС был очень скучен, а мы были вынуждены доносить эти новости до зрителя, – рассказывал Игорь Кириллов, который вёл «Время» более 20 лет. – Но уже тогда пытались бороться. Самой большой победой считались моменты, когда нам удавалось вклинить репортажи собственных корреспондентов.

К нам же относились как к служителям Кремля – винтикам в громадной государственной махине. Нас и любили, и недолюбливали. От нас требовали выразительного чтения по бумажке – это было тогда модно. Ведь сам генеральный секретарь Брежнев пользовался бумажкой. Может, кто-то и называл нас «говорящими головами», но мы старались общаться со зрителями, честно доносить до них правдивую информацию интонациями, паузами. 

Однажды во время прямого эфира полупьяный оператор, облокотившись на камеру, заснул. Камера на колёсах медленно поехала на ведущего Игоря Кириллова. Читая текст, боковым зрением Игорь Леонидович увидел приближающуюся аппаратуру. Не отвлекаясь от текста, Кириллов умудрился ногами под столом остановить камеру. Когда же пошла заставка, камеру водворили на место. И разных курьёзов во время эфира программы «Время» было много. 

– В 1977 году меня сразу же поставили на прямой эфир этой передачи на «Орбиту». Сначала же эфир идёт на Дальний Восток (называется «Орбита»), и на него ставят обычно начинающих, – рассказывает «Собеседнику» многолетний диктор «Времени» Евгений Кочергин. – Я дико волновался, но весь текст, который мне дали в последний момент перед эфиром, прочёл с листа правильно. Помню, с ужасом вижу на листке фамилию принца Королевства Луангпхабанг и Королевства Лаос Суфанувонга. Но выговорил правильно.

Так, как дикторы вели себя в прямом эфире, думаю, сейчас не сможет никто. Это же трудно: что бы ни произошло в студии, ты должен сохранять спокойное лицо и читать текст дальше. Бывало, что-то взрывалось, падало. Или за камерой редакторы, операторы шепчутся, смеются, ну и тебя смех разбирает. А ты должен читать какое-нибудь официальное обращение членов политбюро.

Помню, идёт эфир, рядом сидит спортивный комментатор Наум Дымарский. А стулья у нас были такие вертящиеся. И вот он читает новости, вдруг стул под ним – вжик – и проваливается. Его голова остаётся на уровне стола. Все, конечно, в ужасе. А он продолжает читать как ни в чем не бывало.

Были и пострашней ситуации. На экране читает доклад Брежнев. И вдруг речь Леонида Ильича по-прежнему звучит, но появляется картинка из какого-то фильма по Горькому, где священник машет кадилом. Произошла техническая накладка. Потом, конечно, всем выговор влепили, кого-то уволили.

С именем Брежнева связана и ещё одна трагедия. Работал на программе «Время» диктор Виктор Ткаченко. И вот однажды в аппаратной, когда там на экране Брежнев читал свой доклад, Витя выключил звук на мониторе, взял бумагу с докладом и стал голосом генерального секретаря читать, пародировать – посмешить находящихся в аппаратной. Кто-то из своих донёс на него. Ткаченко на несколько лет уволили с телевидения.

Пострадал однажды совсем по глупости и ещё один популярный тогда диктор Евгений Смирнов. Дело в том, что он был необычайным красавцем и многие девушки Советского Союза писали ему письма, объяснялись в любви. А вот одна, совсем уж наглая особа, проходу ему не давала. Поджидала его с работы, даже у дома. Такая неадекватная была, истерики какие-то устраивала.

И вот однажды заявилась в квартиру к Евгению. Ну, он не выдержал и спустил её с лестницы – довела она его так! А девушка эта оказалась дочкой какого-то чиновника. Поднялся скандал, Смирнова навсегда уволили с ЦТ.

Многие думают, что мы были обласканы властью. Но единственная наша привилегия заключалась в посещении секции одежды в ГУМе, где одевались члены политбюро. И то там были ограничения по количеству. Хотя, конечно, иногда наша узнаваемость помогала в магазинах в эпоху тотального дефицита.

«Мне звонили домой с какими-то дурацкими угрозами»

– Если сравнить с тем, как работают сегодня на телевидении, – это разница огромная, небо и земля, – делится с нами диктор программы «Время» Анна Шатилова. – Технические условия тогда у нас были куда тяжелее. Синий фон ограничивал в цвете одежды и макияжа. Не было телесуфлёра, все читали с листа. Причём подготовиться было порой некогда. Уже в студии редакторы ползком под камерами подкладывали на наш стол листки с информацией.

Нельзя было надевать яркие украшения – это считалось лишним. «Страна не должна видеть благосостояние наших дикторов!» – такой аргумент выдвигали наши руководители. Конечно, за годы работы в программе «Время» у меня выработалась своя система. Например, если я знала, что у меня завтра эфир, а сегодня гости, то я не могла себе позволить ни мороженое, ни пирожное, ни капли алкоголя – всё это влияет на мой голос.

А утром я обязательно включала радио, читала все газеты. И ещё перед эфиром 10–15 минут уделяла скороговоркам, чтобы дикция была чёткой, доступной, чтобы в эфире контролировать свою речь. Ведь на телевидении функционировал отдел контроля, который следил за каждым нашим взглядом и движением. Нас ещё смотрели и записывали в ЦК КПСС.

После эфира мы выходили с мокрыми ладонями и красными пятнами на шее от волнения. Накал был невероятный. Кстати, я была первой, кто надел в кадре советского телевидения очки, и было это в программе «Время». Просто однажды подошёл ко мне Летунов и спросил, почему я, читая новости, прищуриваюсь. И разрешил надеть очки. Стало намного легче. Правда, потом посыпались письма с просьбой помочь приобрести оправу для очков – ведь тогда оправы были огромным дефицитом.

1991 год стал переломным для программы «Время» и для отдела дикторов. Изменения произошли в августе. 

– Тогда мы с Валентиной Леонтьевой работали на благотворительном телемарафоне в Кишинёве. Звонят мне туда из ЦК КПСС: «Бросайте всё и срочно прилетайте в Москву. Вы будете объявлять информацию о Союзном договоре». Попытался спорить, но мне быстро дали понять: «Уволим», – вспоминает в разговоре с нами Евгений Кочергин. – Оставил Леонтьеву одну в Кишинёве и приехал в Москву.

И вот ранним утром 19 августа я сижу дома, готовлюсь к предстоящему эфиру о Союзном договоре. К тому же вечером мы с женой хотели отметить годовщину нашей свадьбы, она у нас тоже 19 августа была. Смотрю в окно: танки идут! Ничего понять не могу, что случилось. Вдруг звонят из программы «Время»: «Приезжай». Прибегаю в телецентр, мне дают бумагу, и мы с Верой Шебеко читаем прямо с листа в прямом эфире информацию о ГКЧП. Сами ничего не понимаем, что происходит. Но ведь это наша работа!

Ну а потом на нас же всё и свалили, говорили: «Да им хоть смертный приговор про себя дай прочитать, они прочитают». Такое несли! Мне звонили домой с какими-то дурацкими угрозами. В телецентре корреспонденты программы «Время» лебезили перед начальством: дескать, «а мы вот не такие, мы изначально знали, что происходит». Но всё это ерунда, никто тогда в первый день путча не понимал, что же там на самом деле творится.

После пресловутого августа 1991 года нас, всех дикторов, и уволили. Причём сделали это так не по-человечески. Захожу, как обычно, в студию программы «Время». Только что переоделся в костюм, меня загримировали. Сел за стол дикторов перед телекамерами и начал просматривать тексты, которые надо читать в эфире. Вдруг на всю студию по громкой связи раздался визгливый голос режиссёра программы Татьяны Петровской: «Так, Евгений, вставай, ты сегодня не работаешь. Ты больше вообще не работаешь. Вести сегодня программу будет Шахноза Ганиева».

Что я тогда испытал, словами не передать. Удивление, стыд, позор, дикое унижение. Со мной поступили вот так – при всех, прямо перед эфиром. В конце концов, могли вызвать в кабинет и объяснить: «Евгений, время изменилось, политическая ситуация в стране изменилась. Мы делаем теперь ставку не на дикторов, а на журналистов, которые могут писать себе тексты». Хотя это все ерунда на самом деле: им все равно редакторы пишут тексты, и стали они теми же дикторами, только плохими. С плохой дикцией и с плохим русским языком. А наш отдел, в котором насчитывалось более 30 профессионалов, любимцев зрителей, в один день расформировали и всех уволили.