Фото с историей. «Кино» и Кинчев

21 июня Виктору Цою исполнилось бы 60 лет

С момента его гибели прошло почти 32 года – это больше, чем он прожил. За эти годы о лидере «Кино», кажется, рассказано уже всё. Но интерес к нему не угасает: мы по-прежнему слушаем его песни, музыканты записывают новые кавер-версии цоевских хитов, по России колесят целых два проекта «Кино»: один – сына Цоя Александра, другой – гитариста Юрия Каспаряна («Симфоническое Кино»). А те, кто был причастен к жизни ленинградской рок-тусовки 1980-х, издают новые воспоминания.

Наташа Васильева-Халл фотографирует отечественных рок-музыкантов с 1973 года. На ее имя был выписан членский билет №13 Ленинградского рок-клуба, еще до появления на сцене Цоя у нее дома много раз играл квартирники «Аквариум». Незадолго до юбилея она выпустила в свет очередную книгу об удивительной рок-истории 1980-х: «Виктор Цой и группа «Кино». Фотографии. Воспоминания». Наташа – человек по-рокерски свободный, прямой и при этом удивительно обаятельный. Неудивительно, что она стала вхожа в рок-тусовку родного Ленинграда и с тех пор, кажется, мало изменилась.

С презентации в Московском доме книги она быстро убежала на «Сапсан» в родной Ленинград, но мы договорились созвониться и обсудить одну из многочисленных фотографий, представленных в книге, на которой запечатлены Виктор Цой, Константин Кинчев и бутылка вина. 

Миф о нелюдимости Цоя

– Это октябрь или ноябрь 1988 года, – рассказывает Наташа. – Был концерт «Кино», на который Кинчев пришел в гости, «Алиса» в тот день не играла, у них был свой концерт там же, в СКК с разницей в две недели. СКК – это спортивно-концертный комплекс в Петербурге, который недавно снесли. Сидят в гримерке перед концертом.

Наташа говорит, что обе группы к концу 1988 года были все еще в черных списках. Недоумеваю: «А как же концерты?» Сейчас неугодные группы – все из того же рок-списка – «Аквариум», «ДДТ», «Машина времени», «Би-2» и другие – концертов в России лишены. А тут крупнейший концертный комплекс Питера, советские еще годы...

– Не знаю, насколько эти списки существовали в 1988 году, – признается автор фото. – Но то, что они существовали, это точно. В интернете гуляет список, где перечислены почти все тогдашние российские рок-группы. Но дирекции СКК, как и любому концертному залу, нужны были деньги. Нужно было заполнять зал, а на эти группы был шквал, билеты стоили довольно дорого, и все были проданы! Группе при этом конечно же платили копейки, как и в БКЗ, как и в «Юбилейном», где в 1986 году Гребенщиков и «Аквариум» сыграли 8 концертов подряд: всю неделю каждый день, а в воскресенье два – дневной и вечерний. А получали за это ставку Ленконцерта – 10 или 12 рублей на человека.

В гримерке, по словам Наташи, был «легкий вариант дружеской тусовки: встретились, болтают, обсуждают, я там со своей камерой прыг-скок. У меня целая серия снимков из гримерки: это – последний кадр. Снимала их то в профиль, то как-то еще. А потом уже говорю: «Ребята, а посмотрите на меня». Они и посмотрели».

Один из главных мифов, который пытается развеять Наташа, – о том, что Цой был нелюдимым, замкнутым и мрачным человеком:

– Я говорю об этом везде и в книжке пишу: это миф, придуманный советской прессой, притом журналистами, которые не имели никакого представления ни о рок-музыке вообще, ни о группе «Кино» в частности. Они начали лезть к Цою с вопросами после успеха фильма «Асса». Люди, которые всю жизнь освещали такие мероприятия, как пленум местного совета или заседание парткома завода, задавали глупые, невежественные совершенно вопросы. Это как если бы вы спрашивали меня о перспективах развития металлургической промышленности. У них была задача как-то вписаться в новую эпоху, в перестройку. На наших сейшенах они никогда не были, и Цой им просто не отвечал. А у тех людей, которые Цоя окружали, доступа к СМИ не было.

«За эту фотографию я сидела»

Понятие «мерч» сегодня широко распространено среди фанатов: это всевозможные сувениры с символикой групп – футболки, шарфы, кружки, брелки, фотографии – целый бизнес. В то время ничего такого не было. Но в 10-тысячном зале было немало тех, кто хотел бы купить себе хоть что-то на память о концерте любимой группы. Наташа пыталась продавать свои фотографии:

– Это был мой способ заработать деньги. Я тогда работала воспитательницей в детском садике, потом уборщицей. Денег не было, экономика разваливалась, цены растут, в магазинах ничего нет, а у меня был ребенок: жила тогда одна, уже без мужа. А фотографии на концертах пользовались бешеным спросом. Горе в том, что меня все время менты вязали, потому что я с ними не делилась, а это было принято. Я договаривалась только с администрацией зала и с группой. Договариваться с местным околоточным не считала нужным. Их это, конечно, бесило, меня арестовывали, отнимали все, однажды 17 рублей отобрали. Протокол? Да какой протокол, о чем вы? Просто так, с наглыми рожами, жлобье! Руки за спину – и потащили в подвал. Вот конкретно за эту фотографию я сидела в каталажке ночь. Притом что дома ребенок был с бабушкой моей.

К этой фотографии привязались особо: она попадала еще и под объявленную антиалкогольную кампанию: «Нашли к чему привязаться», – иронизирует Наташа.

А публикации стали возможными только через несколько лет. В 1988-м «ни о каких публикациях и речи быть не могло».

Рассуждая о том, были ли Цой, Кинчев и вообще Ленинградский рок-клуб вне политики, Наташа резюмирует:

– Некоторые авторы пишут книги про советский рок. Но понятия «советский рок» не существует, это нонсенс. Есть российский рок и советская эстрада. Наша рок-музыка с момента своего возникновения, с первых аккордов была вне «Совка». При этом она не была антисоветской, ребятам было не до этого, им это было неинтересно. Но она выходила за рамки всего советского: недаром ее гнобили первые двадцать лет. А сталкивались ли они с политикой? Конечно, сталкивались, это было неизбежно: литовка текстов, запреты на концерты, исключение из рок-клуба на 6 месяцев, потому что спел слово «портвейн» вместо веленого слова «кефир», как это было у Кинчева. Хотя, в общем, это не политика, это просто отказ следовать абсурду. Сейчас популярно мнение, что Цой не писал «Перемен» как песню протеста, что это просто о его внутренних ощущениях. Ну так у настоящего певца внутренние ощущения всегда близки с общей энергетикой. Конечно, все хотели перемен во время навязшего в зубах застоя с его системой отживших взглядов и запретов. Сегодня «Кино» снова созвучно внутренним переживаниям людей: мы примерно в том же периоде, какой переживали в середине 1980-х, но уже на другом витке спирали.

Поделиться статьей