Ян Рачинский: Судить за слова – это анахронизм и возврат к мракобесию

В этом году Нобелевский комитет наградил Премией мира представителей гражданского общества из трёх стран. От России золотые медали получило международное общество «Мемориал»*, от Украины – «Центр гражданских свобод», от Белоруссии – правозащитник Алесь Беляцкий**. «Собеседник» поговорил с председателем правления «Мемориала»* Яном Рачинским после его возвращения из Осло с церемонии награждения.

Даты

1958 – родился 6 декабря в Москве

1988 – начал работать в обществе «Мемориал»*

2011 – выпустил «Полный словарь названий московских улиц»

2018 – возглавил правление «Мемориала»*

2022 – выступил на церемонии вручения Нобелевской премии мира

Сначала принял за розыгрыш

– Ян Збигневич, вначале позвольте поздравить вас и «Мемориал»* с заслуженной наградой! Как вы отнеслись к известию о решении Нобелевского комитета?

– Премия стала для всех неожиданностью. На этот день был назначен суд по требованию Генеральной прокуратуры о передаче нашего здания в доход государства, и мы ждали совсем других вестей. Первое сообщение по телефону от журналиста о награждении я принял за розыгрыш. Мы не раз выдвигались на Нобелевскую, и, к сожалению, многие из тех, кто должен был стоять на трибуне в Осло, не дождались этого события. Не дожил Арсений Рогинский, долгие годы бывший нашим лидером, не дожил Сергей Ковалёв, внёсший значительный вклад в развитие «Мемориала»*.

– В прошлом году лауреатом Премии мира стал Дмитрий Муратов. О чем говорит такое пристальное внимание премиального комитета к России?

– Когда Нобелевскую премию мира получает не глава государства, а независимая организация, это часто показатель того, что в стране не все ладно. Представителей России наградили два раза подряд – случай исключительный. Нобелевский комитет, на мой взгляд, принял очень верное решение, поощрив организации и людей из трёх стран, и продемонстрировал таким образом, что гражданское общество везде стремится к одним целям и придерживается общих ценностей. Даже если государства находятся в военном противостоянии между собой.

Власти не поздравили

– Как у вас складываются отношения с украинским «Центром гражданских свобод»?

– Мы давно сотрудничаем. С 2014 года вместе в составе международной миссии занимались изучением ситуации в Донбассе, где мирное население страдало по обе стороны линии разграничения. И у них, и у нас задача сугубо этическая, гуманитарная – защита гражданского населения, обеспечение действия международного права и борьба с военными преступлениями.

– Советник руководителя офиса президента Украины Михаил Подоляк возмущался, что «Нобелевскую премию мира вместе получают представители двух стран, напавших на третью». Как вы относитесь к подобным высказываниям с украинской стороны?

– Я надеюсь, что это лишь эмоциональная реакция, вполне объяснимая нынешней чудовищной ситуацией. Что до упомянутой формулировки, то стоит сказать: награждали не страны, награждали конкретных людей и организации за конкретные дела. Украинский «Центр гражданских свобод», как и мы, независим от государства и не финансируется государством. У Алеся Беляцкого**, мягко говоря, не очень хорошие отношения с белорусским руководством. Попытки различных властей, как демократических, так и недемократических, приписать себе общественные заслуги всегда выглядят странно.

– Как российские власти отреагировали на Нобелевку? В интервью Би-би-си вы сказали, что вас предупреждали о нежелательности поездки в Осло.

– Официальной реакции было мало. Нас никто не поздравил. В каком-то смысле это уже отечественная традиция – Пастернака и Сахарова тоже не поздравляли. Председатель Совета по правам человека при президенте г-н Фадеев сказал, что если «Мемориал»* хочет сохранить остатки репутации, то должен отказаться от премии. Напомню, что из обращавшихся с такими же рекомендациями к Пастернаку мало кто остался в памяти народной. Никаких прямых контактов с властями у нас не было после получения награды.

Образ Сталина над Путиным

– Недавно президент Путин призвал не замалчивать память о репрессиях. Одновременно ставят памятник Сталину, говорят о переименовании Волгограда в Сталинград. Как уживается такое двоемыслие?

– О репрессиях в последнее время говорят довольно мало. Принятый ещё при советской власти закон о реабилитации так и остался единственным документом, где действия государства названы преступлением и им дана политическая оценка. В полутора десятках регионов не выпущено ни одного тома книги памяти жертв репрессий, хотя в той же Украине действует госпрограмма, и эта работа практически завершена.

Причина двоемыслия кроется в том, что отрицать массовый террор невозможно, но вместе с тем нельзя говорить, кто в нём виноват. Преступником в первую очередь было государство. И этого не может признать власть. Судя по речам президента и приближенных к нему идеологических работников, наше государство для них священно, самое лучшее во все времена, никогда ни на кого не нападало.

Эта попытка выгородить и облагородить государство, поставить на первое место его силу связана в умах людей с идеей сильного вождя. Так и возникает образ Сталина – хочет ли его Путин или нет. Концепция сильного государства доминировала у нас практически на протяжении всей истории, за исключением периода от революции до начала тридцатых годов и короткого перерыва во времена перестройки.

– Часто можно услышать мнение, что имперские амбиции есть не только у власти, но и у народа.

– Я думаю, что все устроено несколько иначе. Игра властей на идеях национального величия и исключительности случалась у разных народов, но ни к чему хорошему она не приводила. Без независимых СМИ и конкуренции взглядов на главных телеканалах мы не можем сказать, какие предпочтения на самом деле существуют в обществе, а какие навязаны пропагандой.

В перестройку и более позднее время царили совершенно другие ощущения – на стихийные митинги в поддержку свободы собиралось множество людей. Имперские настроения мне кажутся наносными, но недобросовестным политикам их легко возбуждать в народе в собственных целях. Даже многим культурным людям приходится преодолевать подсознательную ксенофобию. Но я уверен, что человечеству гораздо больше свойственно сострадание, чем ненависть.

– Когда вновь началась идеологическая накачка имперских амбиций?

– Они не были полностью искоренены после распада СССР. Советские граждане, не имевшие нормальной зарплаты, товаров в изобилии и вынужденные стоять в постоянных очередях, могли утешаться только мыслью, что мы – сверхдержава и нас все боятся. В перестроечное время, когда люди почувствовали силу своего мнения и возможность влиять на события, имперские амбиции угасли, но опять начали тлеть в девяностые.

А в открытом виде они проявились с начала нулевых, когда на государственном уровне стало принято гордиться отечественной историей. Гордиться, конечно, есть чем. Но почему-то принялись гордиться прежде всего большими размерами страны и статусом всеобщего пугала.

О Гитлере, Польше и Финляндии

– В нобелевской лекции вы упомянули про антифашистский характер Великой Отечественной войны и противопоставили её нынешней спецоперации. Сейчас принято вспоминать героические страницы сражений, а не депортацию народов или вторжения в Польшу и Финляндию. Где провести границу между империалистическими и освободительными действиями Советского Союза?

– Всегда важно отделять действия народа от действий властей. Пакт с Гитлером заключался исключительно по инициативе Сталина и его челяди, не спрашивавшей мнения у народа. Для многих заключение договора о ненападении стало страшнейшим потрясением – были случаи, что люди попадали в психиатрические больницы после идеологического поворота на 180 градусов, когда фашисты стали миролюбцами, а Англия и Франция превратились в поджигателей войны. Несмотря на все усилия пропаганды, народ не желал нападения на Польшу и Финляндию. 

Другое дело, когда Германия вторглась в Советский Союз и началась массовая запись в добровольцы. Можно услышать мнение, что, перейдя границы страны, Советская армия перестала быть освободительницей. Но солдаты шли добить Гитлера и освободить Европу от нацистов. Вряд ли бы они стали воевать за установление так называемых народно-демократических режимов. Попутно происходило много всего страшного. Но когда говорят, что упоминание про Катынь умаляет подвиг советского солдата, это в корне неверно. Солдаты не принимали решения о расстреле польских военнопленных. Это делали другие люди. И реальные преступления властей пытаются спрятать за спинами советских солдат.

– Так чем можно гордиться в советской истории?

– Можно гордиться полётом в космос, если не забывать про заключение Королева и многих авиаконструкторов. Коммунистическая утопия выглядела привлекательной, многие в неё искренне верили, как и во всеобщую свободу, всеобщее братство и всеобщее счастье. Этих людей трудно в чем-либо упрекнуть – они самоотверженно трудились в чудовищных условиях тоталитарного строя. Ими можно гордиться, но не забывать о цене их достижений. Как не забывать о цене Победы.

Всё запретить уже нельзя

– Вернёмся ко дню сегодняшнему. «Мемориал»* ведёт список современных политзаключённых, иногда включение в него новых персоналий вызывает споры внутри организации. Насколько важен и нужен такой список?

– Он имеет такое же значение, как и списки политзаключённых в советское время. Тогда их было составлять ещё сложнее. Достоверная информация добывалась трудно, и многие случаи даже не попадали в поле зрения правозащитников. Список нужен для понимания масштабов преследования инакомыслия в стране, а также для оценки характера существующих гонений. В настоящее время мы считаем политзаключёнными более 500 человек – приблизительно столько же было перед началом перестройки. В современной России, как в СССР, Третьем рейхе и других малопочтенных режимах, признано экстремистским и преследуется религиозное течение «Свидетелей Иеговы»***. Если человек не согласен с мнением Министерства обороны, для него это может обернуться в лучшем случае штрафом, в худшем – уголовной статьёй. 

Судить за слова – это дикий анахронизм и возврат к мракобесию. Я напомню, что в законе о реабилитации подлежащими его действию были названы все, кого осудили по статьям о контрреволюционной пропаганде, антисоветской агитации и распространении заведомо ложных сведений. И неважно, был ли состав преступления на самом деле по нормам того законодательства или его придумал следователь.

– В сталинское время масштаб репрессий был чудовищным и не сопоставимым с днём сегодняшним. Но если сравнить ситуацию с позднесоветскими годами, что изменилось в ситуации с политическими преследованиями?

– По количеству политзаключённых, как я уже сказал, мы находимся приблизительно на одном уровне. Сейчас, разумеется, гораздо больше возможностей получать информацию из независимых источников. Больше случается открытых протестов, отсюда и чаще происходит привлечение людей к ответственности.

По характеру преследований ситуация во многом схожа с предперестроечными временами, хотя число законов, допускающих произвольное трактование, значительно увеличилось. Важно, что происходит настоящее растление правовой системы, антиправовая деятельность достигла огромных масштабов. В брежневские годы милицию не заставляли писать фальшивые протоколы и ложно свидетельствовать в судах. Да и гораздо меньшее количество судей вовлекалось в вынесение заведомо несправедливых приговоров. 

– В октябре 2016 года «Мемориал»* во второй раз признали иноагентом. В декабре 2021 года Верховный суд принял решение о ликвидации «Мемориала»*. Как вам удаётся существовать после всех этих ограничений?

– Верховный суд ликвидировал две организации – «Международный Мемориал»* и правозащитный центр. Но «Мемориал»* изначально создавался как широкое движение, в которое были вовлечены миллионы людей, желающих узнать судьбу своих родных или рассказать о ней. Изначально у нас существовали отделения в 200 городах. В настоящее время их осталось меньше, но они существуют и не ликвидированы, как и организации за рубежом, например в Италии, Германии и Чехии. История ГУЛАГа, к несчастью, связывает множество стран. 

Ликвидация двух самых заметных организаций нанесла сильный удар по «Мемориалу»*, но работа по увековечению памяти и осознанию прошлого никуда не исчезла и продолжается. Естественно, судебное решение вынесено не из-за того, что мы не ставили иноагентскую плашку на некоторых новостях. Прокурор Жафяров проговорился в суде, что главная претензия к «Мемориалу»* заключается в том, что мы называли СССР террористическим государством. Но как ещё можно назвать режим, убивший только за полтора года Большого террора свыше 600 тысяч человек по заочным приговорам внесудебных органов, которых по закону не могло даже существовать?

– Понимаю, что от имени покойных говорить не совсем правильно. Но как думаете, будь сейчас жив Андрей Дмитриевич Сахаров, первый почётный председатель «Мемориала»*, что бы он сказал о происходящих в стране событиях?

– Мы с ним не были хорошо знакомы, я лишь дважды видел Андрея Дмитриевича мимолётно. Но, зная его жизнь и судьбу, у меня нет никаких сомнений, что нынешнее отношение России к Украине было бы для него неприемлемым. Вы знаете, он выступал против ввода советских войск в Афганистан. В силу возраста он прекрасно помнил, что началось это на рассвете и без объявления войны. 

*Признан российскими властями НКО-иноагентом

**Является белорусским политзаключённым, премию за него получила супруга

***Признана российскими властями экстремистской организацией