Зигзаги истории. Что делал Ярослав Гашек в Самаре?

На улице Дворянской...

– …Встретились как-то командарм Михаил Тухачевский и писатель Ярослав Гашек на Дворянской – главной улице Самары. Если бы я так начала свой рассказ, – говорит доктор исторических наук, замдиректора Санкт-Петербургского института истории РАН Юлия Кантор, – это не было бы сильным преувеличением. В апреле 1918-го Ярослав Гашек, бывший подданный Австро-Венгерской империи, приехал в Самару красным агитатором для иностранных солдат: в городе содержались пленные из Чехословацкого корпуса.

– Дворянская (ныне Куйбышева) – очень красивая центральная улица города, тянется вдоль набережной Волги. Гашек работал в здании гостиницы «Сан-Ремо». Оно сохранилось до сих пор.

– Неподалёку стоит небольшой симпатичный памятник герою писателя – бравому солдату Швейку.

Самарским периодом биографии Гашека я увлеклась, когда собирала материал для монографии о Тухачевском. И вот, почти спустя 20 лет после первой поездки, попав вновь в Самару, увидела там памятник Швейку. Его установили в 2013-м, к 130-летию писателя.

– Когда в городе устанавливалась советская власть, многие учреждения располагались на этой улице. Кстати, невдалеке от Швейка – памятник Чапаеву, чья дивизия в эти годы появлялась в городе. Не исключено, что и Тухачевский мог встретиться с Гашеком, который все-таки служил в политотделе его армии, был начальником Интернационального отделения и возглавлял типографию. Впрочем, это уже было в Уфе и Бугульме, когда Красная армия продвигалась дальше по Волге, оставляя за собой занятые советской властью пространства.

Красный агитатор

– Гашеку к тому моменту исполнилось 35 лет. Гуляка, гедонист, уже известный фельетонист, в 1915-м был призван на Первую мировую войну. Кстати, многое из похождений его знаменитого Швейка произошло с самим писателем. В сентябре того же 1915-го он попал в плен к русским – по мнению ряда его биографов, добровольно. В 1916-м вступил в Чехословацкий легион. С начальством не задалось – уж слишком досаждали его ироничные фельетоны…

– В общем, и до того тяготеющий к социалистическим идеям писатель (кстати, уже тогда отлично знавший русский язык) порвал с легионом и после заключения Брестского мира отправился в Москву, где уже в марте 1918-го, вступил в РКП(б) и вскоре был отправлен в Самару. К маю он сагитировал уже 120 человек из пленных белочехов.

Причём, для формирования чешско-словацких отрядов Красной Армии Гашек организовал чётко работавший военный отдел, который и возглавил. Распропагандированные им чехи отлично воевали на стороне красных.

Спасал списки сагитированных

– В июне 1918-го советская власть в Самаре была свергнута соединёнными усилиями городских повстанцев и Чехословацкого корпуса. Власть перешла в руки Комуча (Комитета Учредительного собрания). Была создана Российская республика из нескольких губерний, занятых чехами, и Самара стала её столицей. Власть Комуча распространилась на Самарскую, часть Саратовской, Симбирской, Казанской, Уфимской губерний, территории Оренбургского и Уральского казачьего войска. К июлю 1918-го в Самару съехалось более 70 членов разогнанного Учредительного собрания.

...Гашек уже сел в поезд с однополчанами, чтобы уехать из мятежного города. Но вспомнил, что оставил важные документы, в том числе список сагитированных им чехов. Понимая, какие это может иметь для них последствия, сорвался с поезда, помчался обратно… Документы он уничтожить успел, а вот на поезд опоздал.

– И два месяца бродил в лохмотьях по мордовским степям, прикидываясь, как он писал, идиотом: прикрывался от патрулей справкой, что он «полоумный сын немецкого колониста из Туркестана». Дело в том, ещё в июле в Омске, куда позже перебралась белая столица, вышло постановление об аресте всех членов чехословацкого легиона, кто воевал на стороне красных. Имя писателя в этом расстрельном списке стояло одним из первых.

В сентябре Гашек наконец смог пересечь линию фронта и примкнуть к частям Красной Армии в Симбирске.

Комуч: жестокое правление

– 12 сентября Красная армия взяла Симбирск. 25-летнему командарму Михаилу Тухачевскому было чем гордиться: его 1-я армия продемонстрировала редкую пунктуальность: уходя в наступление, он телеграфировал командованию фронтом: «К утру город будет взят», что и произошло. И в Москву полетела патетическая, вошедшая во все учебники по истории советского времени, телеграмма: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города – это ответ на Вашу одну рану, а за вторую – будет Самара». И впрямь, уже в 8 октября советская власть в Самаре была восстановлена.

Комуч (переставший существовать в конце сентября) и его сторонников так быстро выбили из города, поскольку там свирепствовал террор. Можно согласиться с тогдашним членом «учредилки» (позже перешедшим к большевикам и сделавшим карьеру при советской власти – он стал послом СССР в Лондоне) Иваном Майским. Он писал: «Почему же эсеры так любят болтать о большевистском терроре, господствующем в Советской России? Какое они имеют на это право? Террор был в Самаре».

В первый же день после организации Комуча в Самаре, сразу же – без суда и следствия – были расстреляны около сотни пленных красноармейцев. Вооружённые патрули в городе расстреливали (просто по доносу толпы) людей, заподозренных в большевизме. И в первый же день по подозрению (обратите внимание – по подозрению!) в большевизме было арестовано 66 человек. Были и самосуды...

Комуч, правда, призвал прекратить самовольные расстрелы, но издал указ – всех лиц, подозреваемых (!) в участии в большевистском восстании, немедленно арестовывать и доставлять в штаб охраны. После этого расстрелы продолжились, но уже на «законном» основании.

А ещё через пару дней Комуч издал указание начальнику самарской тюрьмы приготовить места для 1500 заключённых. Чтобы «разгрузить» тюрьмы, каждую ночь в Волгу сбрасывали трупы... Кроме того, в Самаре работал чрезвычайный суд, аналог большевистских революционных трибуналов.

Понятно, что в итоге Комуч не собрал так называемую народную армию для защиты и себя, и антибольшевистского движения: люди пошли к красным, потому что приняли их за избавителей. Примерно то же самое в 1920-м случилось и в Омске. Хотя, когда Колчак вступал в город, его готовы были встречать хорошо, но ровно до тех пор, пока крестьянская масса не взорвалась от крепостнических замашек и жестокости колчаковцев.

В Сибири

– Гашек, заполняя анкетный лист чехословацкого коммуниста, члена РКП(б), в графе, где надо было указать, где он работал, как партийный работник, ответил: «Самара, Бугульма, Уфа, Челябинск, Омск, Красноярск, Иркутск».

В Бугульме, кстати, есть музей Ярослава Гашека. Это неудивительно: там он служил сначала помощником военного коменданта города, а потом некоторое время и комендантом. Причем, был весьма успешен: его встречали хлебом-солью и он, равно как и его газетные публикации, пользовался там очень большим авторитетом.

Надо сказать, что по свидетельствам современников, Гашек был фантастически харизматичным агитатором, который мог с равным успехом общаться и с солдатской массой, и с более рафинированной публикой. Равных ему в этом смысле не было.

В освобождении Омска от колчаковцев участвовали интернационалисты. Гашек работал в ту пору в политотделе 5-й армии, командовал которой Тухачевский. В Омске, как писали современники, митинги с участием писателя превращались в театральные миниатюры, так он был артистичен.

В январе 1920-го Гашек уехал в Красноярск, затем в Иркутск. Кстати, при активном содействии Гашека в Сибири открылись два интернациональных театра. Один в Омске, второй – в Красноярске. Второй назывался «Будапешт» – его создавали бывшие солдаты австро-венгерской армии, венгры по национальности. Они, в частности, ставили пьесы по фельетонам Гашека.

В России Гашек даже женился, хотя на родине у него уже была жена. С русской супругой в октябре 1920-го он уехал в Чехию, где в тот момент бастующие рабочие провозгласили народную республику. Впрочем, просуществовала эта «республика» недолго. А на родине 39-летний писатель продолжил привычную «фельетонно-питейную» жизнь, и, увы, вскоре умер.

– Его биографы считают, что, не случись этой скоропостижной смерти, Гашек обязательно привёл бы Швейка на берега Волги. Так что памятник бравому солдату в Самаре – просто воплощение недописанной главы.