Илья Муромец за занавеской. Как на самом деле выглядел былинный богатырь

Чьи только лица не воссоздал судмедэксперт и антрополог Сергей Никитин за годы своей деятельности – семья последнего русского императора Николая II, былинный Илья Муромец, летописец Нестор, великие княгини и царицы… В общей сложности 580 скульптур.

Справка

Сергей Алексеевич Никитин – выпускник Московского медицинского института имени Пирогова. В 1975 году окончил клиническую ординатуру. Главный специалист Бюро судебно-медицинской экспертизы города Москвы. Первую реконструкцию по методу Герасимова выполнил в 1972 году. В судебной медицине – с 1973-го. Его пластические реконструкции – портреты исторических деятелей – экспонируются в разных городах, а методики идентификации человека получили признание во всем мире.

– Сергей Алексеевич, эти уникальные скульптуры надо же показывать! Помнится, много говорили о создании вашего персонального музея.

– Да накрылся он медным тазом, этот музей. Попробуйте пробейте стену чиновничьего равнодушия…

– А я-то хотел поглядеть на Илью Муромца. Есть у вас такой? 

– Здесь он у меня. За занавесочкой. Можете взглянуть.

Никитин сбрасывает висящую в углу простыню, а я, увидав могучий торс богатыря, теряю дар речи.

– Рост у него 1 метр 76 сантиметров. По тем временам – громадный. Судя по ширине и длине ключиц – мужик дюжий. Умер в глубокой старости, приняв иночество в Киево-Печерском монастыре, ставшем позднее лаврой. Изобразил я его лысеньким, с бородой, опирающимся на посох. Мощи его нетленны: мумифицировались со временем.

И мёртвые стоят…

– Кого ещё из преподобных отцов удалось «воскресить»?

– Летописца Нестора, например. Это первый наш историк. Известно, что умер он в преклонном возрасте. Это житийное сообщение не противоречит тому, что видел я в его гробнице: мощи очень пожилого человека. Агапита восстановил, нашего первого врача, лечившего травами. Сам он был очень больным, Киево-Печерский патерик указывает на многочисленные хвори преподобного. Осматривал мощи. У него было сращение поясничных позвонков, жуткий атеросклероз с кальцинозом. В левой сонной артерии – кальцинированная бляшка.

– В артерии?

– Ну да. Мощи же его нетленные, как и у двух третей тамошних преподобных отцов. Работать помогала сама атмосфера Ближних и Дальних пещер, где они почивают. Много веков подряд там идут службы... Стены, потолок – всё пропитано ладаном.

– А теперь, наверное, ещё и гарью СВО… Как такое могло произойти? В голове не укладывается.

– Об операциях всяких надо у политиков спрашивать. Страшное это дело – война, гражданская – в особенности, когда брат идёт на брата. Я ведь в разгар чеченской кампании в Моздоке работал. В морге. Опознавал убитых гражданских лиц. Поехал туда добровольно. Сам. А там – мама дорогая – покойников привозили в морг на грузовиках. Хотя «морг» – громко сказано. Комната – 12 квадратных метров. Два стола. Куда девать покойников?

– Ну и куда?

– Местный медэксперт нашёл очень остроумный выход. Он замороженных мертвецов ставил стоймя, в затылок друг другу. Всё было ими забито.

– В чем суть вашего легендарного метода? У вас тут полно черепов… Что вы с ними делаете?

– Восстанавливаю внешний облик убитого. Вот этот череп, допустим. Беру пластилин и накладываю на череп полосочки: появляются уши, губы, щеки, волосы, вставляю глаза. Гримирую восстановленного человека, подкрашиваю. И он у меня – как живой. Потом фотографирую, карточку отдаю следователям. А самый трепетный момент – когда приходят родственники убитого опознавать голову. Ставишь в ряд несколько скульптур. Голову опознаваемого помещаешь в серединочку или сбоку. И такой кайф испытываешь, когда говорят: «Наш вон тот, справа».

Царское дело

– С чего всё у вас началось, помните?

– Моё ремесло судебного медика наследственное. Прадед был врачом, дед – судебным приставом в Москве, на Божедомке, где и я проработал немало лет. Отец, правда, выпал из этой обоймы: стал инженером. Но от него у меня любовь к книге, к истории, к искусству. Няня у него была – так она служила гувернанткой у тульского губернатора, хорошо знала французский. Я уже в 12 лет от отца знал и о взрыве храма Христа Спасителя, и про расстрел царской семьи. Отец побывал в 1926 году в Ипатьевском доме, в том самом подвале, где экскурсовод с пролетарским сладострастием рассказывал: «Вот здесь свершилась народная месть!» И показывал дырки от пуль.

– Спустя годы именно вам довелось принимать активное участие в расследовании самого громкого дела минувшего века: убийства царской семьи.

– Да, в августе 1991 года меня поставили перед фактом: надо срочно вылетать в Свердловск в командировку, проводить экспертизу так называемых царских останков, обнаруженных ещё в 1978 году А. Н. Авдониным и Г. Т. Рябовым. Останки нашли в яме, под шпалами, прямо на Коптяковской дороге, что в 20 километрах от Екатеринбурга.

– И с тех пор не умолкают споры, опять ведётся следствие. Многие ведь не верят, что это действительно та самая убиенная царская семья.

– Следствие засекречено. Но, насколько мне известно, прежние доводы экспертизы не опровергнуты, они подтверждаются, и рано или поздно всё общество, в том числе и церковь, признает эти останки подлинными. Свою часть экспертизы я давно завершил, она обнародована.

– Быть может, расскажете о чем-то личном, что осталось за кадром?

– Останки хранились в Верх-Исетском РУВД, в тире. А там – бетонная пыль от выстрелов, сырость пронизывающая. Могила. Все чихали, кашляли. В подвале этом я трахеит заработал. У дверей – автоматчики. Скелеты на полу. Позднее принесли столы. И я там почувствовал, что кто-то на меня смотрит. Обернулся – никого нет.

– Мистика?

– Как вам сказать… На третий день работы я снова ощутил на себе этот взгляд. Опять оборачиваюсь и вижу пустые глазницы черепа. И ракурс освещения особый был. Пригляделся. Да, точно Николай II... Позднее моё предположение подтвердилось. В мистику не верю, но и научного объяснения дать не могу.

– Находятся тем не менее опровергатели. Часто это люди, не имеющие отношения ни к судебной криминалистике, ни к медицине, но зато умеющие похайпить в телеграм-каналах.

– Следствие для того и ведётся, чтобы все имеющиеся сомнения разрешить. Для меня же абсолютно ясно, что это царская семья. Ведь мы перебрали несколько тысяч фотографий. Телекамерой снимали череп в том же ракурсе, что и на фотографии, а потом сопоставляли с фотографией на мониторе по 10 точкам. Всё совпало!

Никитин отдёргивает ещё одну занавесочку. И на меня смотрят головы Романовых.

– Реконструировал прямо по черепам. Делал набивку пластилином, снимал гипсовую форму. Каждую косточку пронумеровал.

Сижу листаю фотоальбомы, где собрана живая летопись экспертной и научной биографии Никитина. Вот он в какой-то яме, напоминающей могилу…

– Это и есть могила. Идёт эксгумация великого князя Георгия Александровича, похороненного в Петропавловском соборе.

– С какой целью?

– Проводилась генетическая экспертиза царских останков. В Англии для этой цели принц Филипп сдал свою кровь. Он дальний родственник Николая II. Требовалось выделить из его крови ДНК и сравнить с ДНК, полученной из останков. С этой же целью пришлось эксгумировать и Георгия Александровича. Результаты экспертизы подтвердили их кровное родство, оказались очень хорошими.

– Случались ли споры, расхождения?

– Было единственное расхождение – по останкам №6. Покойный американский эксперт Уильям Мэйплз считал, что они принадлежат Марии, мы – что Анастасии. У Марии была диастема, заметный промежуток между двумя передними зубами. А на черепе диастемы нет…

– Тем не менее правительственная комиссия сочла результаты экспертизы исчерпывающими, останки Романовых были погребены в Петербурге с подобающими почестями… Поторопились?

– Не думаю. А споры – они будут всегда. Событие похорон для меня очень памятное. Сам я своими руками (тут голос Никитина дрогнул) их останки в гробы укладывал. Гробы особые – из кавказского дуба. На гробе императора – крест кипарисовый. У столяра, который его делал, я выпросил себе на память частицу – сучок…