Олег Шеин: Как можно было пойти на обострение международной обстановки, когда половина резервов РФ находится за рубежом?
Обсуждаем предстоящее банкротство РФ с экс-депутатом Госдумы
Зам. председателя Совбеза Дмитрий Медведев заявил, что в России возможен дефолт. По его мнению, это к тому же «может обернуться дефолтом Европы. И моральным, и, вполне вероятно, материальным». Обсуждаем предстоящее банкротство РФ с экс-депутатом Госдумы, профсоюзным и общественным деятелем Олегом Шеиным.
– Вы согласны с Дмитрием Медведевым, что страна вот-вот объявит себя банкротом?
– Тема дефолта в данном контексте – не главное, что меня беспокоит. Эта история относится к менее важным проблемам, в отличие от других. Дело в том, что дефолт возникает не в силу того обстоятельства, что Россия обанкротилась и не в состоянии платить по долгам, а в силу того обстоятельства, что кредиторы России заморозили и фактически изъяли значительную часть золотовалютных резервов страны, но при этом требуют оплаты по долгам в твёрдой валюте. С твёрдой валютой у России нелады, потому как есть миллиардов 80 в долларовом эквиваленте в юанях, но эта сумма, мягко говоря, не очень выразительная. Поскольку по валютным ОФЗ и по бумагам госкорпораций заплатить не удастся, дефолт в мае произойдёт.
– Называются как минимум две даты этого события: 4 мая – исходя из того, что 4 апреля платёж России иностранным держателям её облигаций не был проведён банком-корреспондентом и почему-то 25 мая.
– Скорее всего, 4-5 мая, поскольку на исправление ошибок в таких случаях даётся 30 дней.
– Но ранее вы сказали, что это ну главная проблема. Что вас больше всего тревожит?
– Поскольку резервы России оказались изъяты и понятно, что эти деньги пойдут в первую очередь на восстановление Украины по мере завершения боевых действий, ещё 40 миллиардов вы потратите на валютную и биржевую стабилизацию, а из 200, которые остаются, примерно 110-120 – это золото. Оно не очень ликвидно: это золото центробанковское, соответствующим образом маркированное и кроме Китая или Ирана его особенно никто не купит. Да и им его некуда девать. Если они и будут его покупать, то, очевидно, с некоторым дисконтом.
И миллиардов 80-90 остаются в юанях. То есть, это все реалистичные резервы Центробанка. Понятно, что сейчас валютная выручка, которую получают Газпром, Роснефть, Норникель и т. д. может пойти на некоторое увеличение ЗВР, но понятно и то, что времена этой выручки заканчиваются.
И я перехожу к серьёзным проблемам: мы видели, как в апреле у нас упали объёмы продажи нефти. Примерно на миллион баррелей. Это около 7-8% от тех объёмов, которые мы продавали. Мы видим, что снижается объём продажи угля и достаточно серьёзно снижается. И мы видим, что попытки найти новые рынки сбыта особых успехов не имеют. То есть, рынки находятся, но при серьёзном дисконте. Процентов в 30-35. Причём, они даже компенсируют потерю прежних рынков. Вот свежие данные по углю: потери европейского рынка – примерно 3,5 млн тонн, а Восточная Европа даёт около 600 тысяч. В 6 раз меньше.
И теперь мы сами переходим к серьёзным содержательным проблемам, которые начнут работать во втором квартале и особенно в третьем. Потому что половина нашего бюджета, четверть нашего ВВП – это доходы от продажи сырья. Мы экспортноориентированная страна. 75% наших потребительских товаров – это импорт. Наша тяжёлая промышленность также напрямую связана с импортом. И часть комплектующих становится недоступной в принципе из-за эмбарго, а часть да, возможна к получению, но при оплате твёрдой валютой. Но эта оплата уже в других реалиях, когда другие логистические цепочки и другая стоимость. Доставка будет идти через условный Казахстан, что предполагает другой маршрут и другие издержки. Кстати, и продажа сырья на восток и юг – это продажа по другим логистическим цепочкам. И мы несём большие транспортные расходы.
– Глава ЦБ Эльвира Набиуллина говорила несколько дней назад, что где-то в конце второго – начале третьего квартала станет понятно, с какими реальными проблемами мы будем сталкиваться.
– Её слова совершенно рациональны. Сейчас мы входим в историю, как в сказке Маршака: не было гвоздя, пропала кобыла, в общем – армия разбита, командир убит. Потому что в кузнице не было гвоздя, не было какого-то ингредиента для химической промышленности, не подвезли ещё какой-то необходимый элемент и вся эта цепочка начинает сыпаться. И не всегда это можно достать на третьих рынках, потому что они этим просто не обладают. И, как мы понимаем, никакой Китай не будет нарушать режим санкций – это уже для всех очевидно, все фантазии на эту тему закончились. Поэтому история с дефолтом – мелочи жизни. Реальные истории начнут возникать в июне-июле.
– А будет ли ситуация напоминать то, что было в 1998 году?
– Нет, это совершенно разные ситуации. В 1998 году у нас была главная проблема, связанная с тем, что нефть стоила не очень много, цены колебались: то 10, то 15 долларов за баррель. А резервов у нас не было. Но при этом стали торговать всем. Соответственно тогда была проблема в том, что не было денег, а теперь проблема другая. Деньги у нас ещё будут примерно года полтора-два. ЗВР, резервный фонд – всё это можно растянуть. До конца следующего года этого объёма хватит. Но это запас в контексте финансов. А контексте того, что лежит на складах, чтобы заводы сохранялись, и военные в том числе, и предприятия автопрома, и т. д. – у нас где-то до июля. А дальше – время перестройки производств. Увидим, насколько им удастся перестроиться.
– Медведев заявил, что российский дефолт очень сильно ударит по Европе. Прав ли он и как будет выглядеть этот удар?
– Все эти фантазии о крушении Европы мы слышим последние лет 200. Давайте лучше посмотрим, что есть. А есть полумиллиардный континент. Там производится около 25% мирового национального продукта. Там мощнейшая собственная экономика, производящая самолёты, компьютеры, бытовую химию – практически все, что нужно для жизни. Четверть всей мировой одежды! Причём, собственные производства они, как и американцы, перекинули в страны третьего мира, что-то перекинули в Россию. Поэтому мы здесь собираем «Форды» и «Фиаты», но при этом собираем из европейских комплектующих. У нас есть некая местная локализация.
У них, конечно, есть история о том, как получить газ-нефть, Нефть – достаточно быстро решаемая задача, с газом несколько сложнее. Но надо понимать, что Европа разная. От нас в первую очередь зависит Восточная Европа – спасибо Брежневу и его трубопроводу «Дружба». Экономика Венгрии и Чехии оказалась привязанной к российскому газу. Немцам придётся серьёзно перестраиваться, но мы знаем, как они умеют планировать. По их прогнозам, за три года они сумеют с этим справиться.
А есть страны, которые от нас мало зависят, но они представляют треть всего объёма продаж газа в Европу. Они могут быстро отладить альтернативные цепочки. Это год – год завершения контрактов с Великобританией, возможно – с Италией и Францией, ещё несколько маленьких стран, которые переходят на американский СПГ. Их объёмы для нас не существенны, хотя это тоже валютная выручка.
Но на самом деле, я бы хотел задать Медведеву другой вопрос, как заместителю секретаря Совета безопасности: как можно было пойти на такое обострение международной обстановки, когда половина резервов Российской Федерации находится за рубежом?