Вдова Владимира Этуша: Не могу слышать его голос – для меня это пытка

– Елена Евгеньевна, как вы поживали все эти три года, чем сейчас занимаетесь?

– Первые полгода с того момента, как Владимира Абрамовича не стало и я осталась одна, было совсем ужасно. Я ничего не могла делать, кроме как говорить о своём горе. Даже близкие люди заметили, что со мной стало очень тяжело общаться. Я постоянно плакала и говорила об одном, как заезженная пластинка. Через некоторое время я поняла, что нехорошо так грузить людей. Вполне естественно для человека первое время бурно выражать своё горе, но потом нужно начинать брать себя в руки. Оно никуда не делось, но я просто научилась с ним жить. Это как хроническая болезнь, которая не пройдёт никогда, и иногда случаются обострения. Внутри все по-прежнему болит, но я научилась с этой болью жить, договариваться, сосуществовать. Тем более что дела, связанные с увековечиванием памяти Владимира Абрамовича, занимают много времени, сил и отвлекают от грустных мыслей. И это хорошо, потому что, когда голова ничем не занята, можно свихнуться. А так мне приходится все время что-то делать, решать какие-то проблемы, и мне от этого легче.

– Кто из близких у вас остался после ухода мужа?

– У меня нет ни родных братьев, ни родных сестёр. У меня есть двоюродный брат, две двоюродные сестры, племянница, но они все живут далеко. Поэтому огромное счастье, что в моей жизни есть Театр имени Вахтангова, который стал для меня таким же вторым домом, каким он был для Владимира Абрамовича. В наше совместной жизни было очень важно то, что мы одинаково относились к театру. Он был главным в его жизни (Этуш служил в Театре имени Вахтангова с 1945 года до самой кончины, оставаясь одним из ведущих артистов и играя, в том числе, 3-часовые спектакли – Ред.) и остаётся большой частью и моей жизни. Даже представить себе не могу, как бы я сейчас жила без театра.

– Вы там работаете?

– Да, суфлёром.

– Ух ты! А при жизни Владимира Абрамовича вы в театре не работали?

– Как же не работала?! А суфлировал ему кто? Какие-то спектакли суфлировал штатный суфлёр, а какие-то я. У нас скоро выходит спектакль «Обратная сторона медали», и я работаю на выпуске. Артисты репетируют на сцене. Но ведь они не сразу знают весь текст. Если они будут часто подглядывать, то это замедлит процесс, поэтому я должна следить за ходом репетиции и при необходимости им подсказывать.

– Работаете со всеми артистами или кто-то определенный за вами закреплён?

– Со всеми, конечно.

– Как вы поняли, что у вас есть способности к такой необычной профессии?

– Ещё при жизни Владимира Абрамовича. Я ему суфлировала три спектакля, и поскольку они шли не один год, то опыт я наработала. Штатный суфлёр сейчас в декретном отпуске, и я очень рада, что во мне возникла нужда. Меня позвали – и я с удовольствием пошла работать. Мне это очень нравится. Я очень люблю репетиции – даже больше, чем спектакли. Из буковок на листах бумаги на твоих глазах рождается действо под названием спектакль. Это очень интересно! Сегодня вот прогоняли первый акт, и режиссёр вдруг решил кардинально изменить одну мизансцену. И я так увлеклась этим процессом, что совсем забыла про свои должностные обязанности.

– Откуда берётся такая выносливость, такая способность по тысяче раз произносить один и тот же текст?

– Даже не знаю. Кстати, на моей памяти этот вопрос журналисты не раз задавали Владимиру Абрамовичу. Конечно, надоедает, но это часть профессии. Кто-то детали точит на заводе у станка целую смену, а артист должен играть тысячу раз одну и ту же роль и ещё больше – репетировать.

– Владимира Абрамовича не обижала необходимость в суфлёре, то есть то, что он не может прочитать роль от начала до конца?

– Артист роль не читает, а играет. Моя задача – подсказать, если он что-то забыл. Что касается Владимира Абрамовича, то он впервые надел «ухо» в 90 лет и совершенно нормально относился к такой помощи. Профессия суфлёра существует столько же, сколько существует театр. У Владимира Абрамовича есть книга, в которой одна глава посвящена театральным суфлёрам. Работать суфлёром не просто: нужно очень хорошо знать спектакль и чувствовать, если кто-то забыл, все время быть в состоянии напряженного внимания.

– Сейчас великие актёры уходят один за другим. Вы почувствовали, что без Этуша, потом вот без Ланового театр никогда не будет таким, как раньше?

– Конечно, не будет, но иначе и быть не может. Происходит смена поколений. Это естественный процесс. Театр не может быть все время одинаковым, он меняется. Мне очень интересно работать на новом спектакле, потому что это другой театр, не такой, в котором существовал Владимир Абрамович, и мне нравится смотреть изнутри, что из чего получается. Первые два дня я слушала режиссёра и поражалась тому, как актёры понимают то, что он им объясняет. А к концу первой недели я поймала себя на том, что уже совсем не прислушиваюсь, а его объяснение ложится на моё понимание того, что и зачем. В этом и заключается вовлеченность: чтобы полюбить, нужно понять, и, мне кажется, я начинаю понимать, участвуя в процессе.

– Если спектакли, где блистали наши любимые артисты, в репертуар без них уже не вернёшь, то телевидению до сих пор регулярно показывают фильмы с участием Этуша. Каждый Новый год…

– Да не только под Новый год – «Кавказскую пленницу» и «Иван Васильевича» почти каждый день показывают по кабельному телевидению, а по федеральному – на каждый праздник.

– И что вы чувствуете, когда включаете телевизор, а там любимый супруг?

– А я не смотрю. Я до сих пор не могу смотреть даже фотографии – мне больно. Сейчас к столетию меня просят подобрать снимки для публикаций, и мне это очень тяжело. Тем более не смотрю видео, не могу слышать его голос –для меня это пытка. Не понимаю, как это – его нет, когда вот на экране он живой, смеётся. Не знаю, как скоро это состояние пройдёт и пройдёт ли вообще.

– Любовь ведь тоже – хроническая болезнь, где случаются обострения. И как сказано в Библии, она не перестаёт.

– Да, конечно. Каждая фотография связана с каким-то конкретным воспоминанием. Я думаю про Владимира Абрамовича всегда, 24 часа в сутки, но думаю не о чем-то определенном, а в общем. Он всегда в моей памяти, всегда у меня перед глазами, но заставляю себя не вспоминать какие-то отдельные происшествия и детали. Стоит памяти за что-то зацепиться, и это как раскалённая стрела в сердце. Ужасно больно!

– То есть вас и к 100-летию не стоит просить вспомнить какие-то конкретные эпизоды?

– За три года я научилась держать себя в руках, настраиваться на интервью, но иногда все равно пробивает. Это как эффект домино – тронешь одну кость и все начинает валиться. Смотря что спросите.

– Ну что-то такое про самое первое, связанное с ним, самое яркое, трогательное…

–Ой, вот только не трогательное. Я подавляю эти воспоминания. Они не выскакивают автоматически. Мне их нужно доставать из глубин памяти, эти эпизоды.

– А если вас попросят выступить на вечере памяти Владимира Абрамовича, что будете делать?

– 15 мая как раз на сцене театра будет большой праздничный концерт к столетию Этуша – «Хрустальный бал Хрустальной Турандот», в организации которого я принимаю посильное участие. На днях мы выбирали видеоматериалы к нему, и я отсела в сторону, потому что у меня сразу потекли слезы. А вот год назад вышла книга мемуаров «Наш Этуш». Получилось просто сказочное издание, в руки приятно брать. Мы собрали материал с моей подругой Ольгой Белан, написали текст, а театр книгу издал. Книга продаётся у нас в театре, а ещё в книжном магазине «Москва».

– Что еще сделали для увековечивания памяти супруга?

– Самое первое, что я сделала, – теперь в «Аэрофлоте» есть самолёт, который называется «В. Этуш». Мне мои подписчики в соцсетях уже много раз писали, что летят в нем, и присылали фотографии.

– Этого было сложно добиться или, напротив, в авиакомпании вам только и оставалось, что выбрать модель воздушного судна?

– Это не так просто. Во-первых, существует определенная процедура, по которой заявку на присвоение самолёту имени может подавать только ограниченный круг лиц – чиновники высшего звена - это министры или представители Президента по округам. Во-вторых, с того момента, как приняли решение – что да, самолёту быть, прошёл год.

– На что же ушёл этот год?

– На постройку самолёта. Он ведь должен быть новым. Имя кириллицей и латиницей было нанесено прямо на заводе, когда внутри ещё даже не было двигателя.

– Где он летает?

– По России и за границу, но я сама пока ещё на нем не летала.

– Что ещё успели сделать?

– Ещё я учредила театральную премию имени Владимира Абрамовича, которая называется «Путёвка в жизнь». Это 50 тысяч рублей. Она вручается молодому артисту Театра имени Вахтангова за лучший дебют в рамках другой премии – «Человек театра». В прошлом году её получил Алексей Петров, но тогда ещё не было статуэтки, а сейчас она уже есть.

– Эту сумму выплачивает театр или вы?

– Конечно, я, из моих личных средств. Это же моя премия.

– Сумма довольно существенная.

–Да, но премия имени Этуша другой и не могла быть.

– Знаю, что в деревне, где расположена ваша дача, стоит очень интересный памятник супругу. Расскажите, как он появился.

– Это совершенно удивительная история. 9 Мая 2020 года я была на даче. И вот его величество случай – приспичило мне покататься на велосипеде. При въезде в деревню стоит стела погибшим воинам, где на праздник собираются люди, вспоминают, проводят митинг. Меня окликнул сосед, бизнесмен Андрей Чижик, и предложил поставить памятник Владимиру Абрамовичу в нашей деревне Долгиниха, что в Дмитровском районе Подмосковья. Встал вопрос о его композиции: не хотелось делать что-то унылое и пафосное, тем более что рядом детская площадка. Так что Карабас-Барабас прямо сюда просился. Друг Андрея, питерский художник, нарисовал эскиз, а скульптор Александр Доронин воплотил эту идею в жизнь. Заняло это ровно год, и памятник получился замечательный. Его открыли 6 мая 2021 года. Праздновали всей деревней, накрыли столы, приехали коллеги Владимира Абрамовича. Так что памятник стоит и радует людей.

– К памятнику можно свободно подойти?

– Конечно. Саша Олешко обычно дарил мужу на день рождения комнатные цветы в горшках, и я решила эту идею расширить и предложила всем друзьям и знакомым что-то посадить возле памятника . Когда все это вырастет, будет очень красиво. Я посадила красивую ёлочку. Там и карликовые сосенки, и вишни, и гортензии. А ещё 6 мая, в день столетия Владимира Абрамовича, выходит почтовая марка.

– На ней он сам или в какой-то роли?

– Сам. Художник попросил меня прислать фотографии и сделал по ним очень хороший макет, который я утвердила. И также 6 мая я открываю на Новодевичьем кладбище очень красивый обновлённый памятник.

– Есть такая традиция – обновлять памятник на могиле?

– Понятия не имею. Я сочла нужным это сделать. Владимир Абрамович сделал его еще в 2003 году, поэтому, к моменту его смерти, памятник уже 16 лет простоял. И я когда приходила убираться – вымою его, встану в сторонке и смотрю – у меня все время в голове крутилась фраза: бедненько, но чистенько. Владимир Абрамович не хотел ничего вычурного. А я смотрела на этот памятник и думала: нет, он не соответствует масштабу его личности. Все-таки памятник должен это отражать. Искала скульптора. Его мне просто Бог послал! Этот же скульптор, молодой талант Филипп Трушин, выполнил шикарную мемориальную доску, которая теперь расположена на нашем доме. Она точно отражает сущность Владимира Абрамовича. Это был его дебют, за который он получил, кстати, «тройку» в институте. Кроме того, будут открыты два бюста работы того же автора в городе Малгобеке, что в Республике Ингушетия, и в Ставропольском крае в рамках проекта «Аллея Российской славы». Статуэтка, которую вручают победителю премии имени Этуша, это уменьшенная копия бюста. Ещё будет тройной памятник в Москве – Этуш, Лановой, Яковлев, который, надеемся, будет открыт в начале следующего сезона. Место уже утверждено, а вот насчёт композиции возникли разногласия, но они уже решены.

– Как у вас хватает сил на это все?

– Когда человек чего-то хочет, то и силы появляются. И потом, если не я, то кто? Так что, как говорится, глаза боятся, а руки делают.

– А существует сообщество поклонников Владимира Абрамовича, которое вам помогает?

– У нас очень хороший, профессиональный сайт его памяти, но такого сообщества нет.

– А бывает, что думаете о том, что бы сказал супруг по поводу той или иной ситуации, например, происходящих сейчас событий?

– Думать-то я могу, но нельзя высказывать вслух свои мысли за другого человека, которого уже нет в живых. Он ведь уже не сможет ни подтвердить этого, ни опровергнуть.

– Елена Евгеньевна, у вас остаётся время на себя? Как любите его проводить?

– За время пандемии я полюбила жить на даче. До этого мы бывали там короткими наездами, а сейчас я там прижилась и хочу проводить на даче больше времени. Вот открытие дачного сезона на носу, а у меня ещё участок не убран: мне там нужно ветки обрезать и убрать, листья сгрести, сжечь их в специально оборудованном для этого месте. Летом я сама траву кошу. Я почувствовала вкус к такой жизни, и мне там хорошо.